ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФЕДОРА ЧИЧКАНОВА И С НИМ ПОСТРАДАВШИХ

Наталья Левкина,
студентка Новосибирского Богословского
Православного института

Cвященномученик Федор Чичканов родился 9 февраля 1884 года в селе Панкручик Барнаульского уезда, Алтайского округа Западно-Сибирского края в благочестивой семье Павла Васильевича и Надежды Ефимовны Чичкановых. Родитель его, Павел Васильевич, служил сельским писарем и псаломщиком в Пророко-Ильинской церкви, где и был крещен Федор. В семье было еще двое детей: сын Дмитрий и дочь Ксения. Набожные родители постарались воспитать детей в правилах строгого благочестия и всецелой преданности церкви и ее священным уставам. Имея хороший голос, Федор пел на клиросе, а в свободное время любил читать.

Первоначальное образование он получил в Барнаульском Духовном училище, среднее - в Томской Духовной семинарии. По окончании в 1905 году курса семинарии Федор Чичканов поступил на работу в Омскую Духовную Консисторию, где работал по июнь 1913 года. Здесь, в Консистории, произошла встреча молодых Федора Чичканова и его будущей жены Любы Смирновой. Как любила вспоминать в последствии Любовь Чичканова: "Мы столкнулись на лестнице, глаза наши встретились, и этот миг запомнился мне на всю жизнь". Сердцем они потянулись друг к другу и в 1909 году поженились. Любовь Васильевна была дочерью священника Василия Яковлевича и Марии Николаевны Смирновых. Родители рано умерли, и девочку воспитывала бабушка Глафира Георгиевна. В 19 лет Люба окончила Омскую женскую гимназию и получила звание домашней учительницы по географии.

В семье Чичкановых в 1912 году родилась дочь Нина, а через полгода Федор Павлович заболел туберкулезом и вынужден был на целый год уехать в Крым на лечение. Любовь Васильевна уехала из города Омска с месячной дочкой и Глафирой Георгиевной в деревню к Смирновым: к дяде протоиерею Александру Яковлевичу и его матушке Елизавете. В семье Смирновых было 7 братьев, все они имели священный сан. В семье отца Александра детей не было, и все невысказанные отцовские чувства он передал своей племяннице Любовь Васильевне.

В Крыму Федор Павлович утвердился в своем желании стать священником. По возвращении домой 22 июля 1913 года он был рукоположен в сан священника Епископом Омским и Акмолинским Андроником и направлен в Долонскую церковь Семипалатинского уезда Омской епархии. В Долонии родился сын Борис. С 1915 года отец Федор служит в одном из храмов города Семипалатинска.

А с наступлением 1917 года в жизни отца Федора, как и в жизни любого человека, живущего в России, произошли резкие перемены. В то время перед каждым русским человеком стоял прямой вопрос: кто ты, чем живешь и чему служишь? Об этих годах Иван Александрович Ильин напишет: "Вот пробил час, нет отсрочек, укрыться некуда, и немного путей перед тобой, а всего два - к Богу и против Бога". Декретом от 23 января 1918 года юридически было оформлено отделение церкви от государства. Голод 1921 года явился поводом для развязывания компании по изъятию церковных ценностей. В Семипалатинске, чтобы не было столкновений между властями и верующими, епископ Киприан Комаровский, руководствуясь посланием Патриарха Тихона, издал воззвание, которое призывало к миру и спокойствию. С 1922 года Церковь противостоит обновленческому движению. В Семипалатинске за борьбу с обновленческим движением, охарактеризованным властями как контрреволюционная деятельность, свободой поплатились: епископ Киприан, его помощник протоиерей Акиндин Правдин. 10 обвиняемых в административном порядке подверглись денежному штрафу, среди них будущие священномученики Виктор Климов, Нестор Панин. Эта борьба продлится еще на 10 лет.

В 1920 году в семье отца Федора родилась дочь Ольга, а в 1921 году дочь Антонина. В этом же году от скарлатины умерли 10-летняя дочь Нина, годовалая Олечка и старенькая бабушка Глафира Георгиевна. Папа отца Федора умер спустя некоторое время, и к Чичкановым приехала Надежда Ефимовна.

Антонина Федоровна вспоминает: "У меня в памяти с детства осталось, что семья наша снимала 2-х комнатную квартиру или небольшой домик. В одной из комнат стоял большой шкаф, полный книг. По этим книгам папа готовился к проповедям. Родители много читали и вместе обсуждали прочитанное. В доме царила доброжелательная обстановка и было полное взаимопонимание. Папа приучал нас к благочестивой жизни, т.е. к молитве и посту. Сохранился маленький молитвослов, где папиной рукой отмечены утренние и вечерние молитвы, которые мы должны были читать. В храм ходили всей семьей. Обычно брат прислужничал - держал посох архиерея, а я держала ноты в партии дискантов, а с 5-6 летнего возраста и пела. Два раза в неделю отец Симион, по национальности казах, проводил спевки, на которые мы ходили исправно.

В свободное от службы в церкви время папа занимался домашними делами: зимой подшивал для всей семьи валенки, а летом шил нам тапки. Мама обшивала всю семью, шила даже рясы и подрясники. Мне помнится, как мы с братом были рады, если что-то было куплено в магазине из обуви или одежды".

В 1929 году из-за недостатка средств семья Чичкановых сняла домик, состоящий из одной комнаты и кухни. К дому прилегал маленький приусадебный участок. Все члены семьи усердно его обрабатывали: высаживали растения, пололи, поливали, хотя воду приходилось возить на тележке или носить ведрами с колонки. Выращиваемые растения спасали семью от голода. По соседству, в таком же домике, поселилась семья священника Виктора Климова, с которым отец Федор понесет Голгофский Крест до конца.

В этом же 1929 году Тонечка пошла в 1-й класс. Она вдоволь испытала трагическую участь детей духовенства. В школе ей много пришлось перетерпеть от своих сверстников. Когда настало время вступать в пионеры, Тоня одна из всего класса отказалась, и ей, поповской дочке, даром это не прошло. Труднее всего было после уроков. Ребята подкарауливали ее и всячески старались обидеть. Особенно доставалось ее красивой косе. Родителям приходилось провожать и встречать девочку со школы.

В 1929 году Борис закончил 7-ой класс, и его с классным руководителем пригласили к директору школы. Там сидел представитель местной власти, который стал убеждать Бориса отказаться от отца, тогда ему разрешено будет учиться дальше. Мальчик не смог дослушать последних слов представителя и со слезами на глазах убежал домой. Учиться в школе ему так и не пришлось. Бориса устроили на 3-х месячные курсы счетоводов, которые он блестяще закончил, и был послан на повышение в Ленинград. По окончании учебы он устроился на постоянную работу.

Тогда Церковь обложили большим налогом, и отцу Федору приходилось каждый месяц отдавать большую часть своей зарплаты. В стране вводились продовольственные карточки, но "служителям культа" эти карточки не полагались, они могли жить только на подаяние. Отец Федор стал подрабатывать счетоводом, чтобы заплатить налог и поддержать семью.

27 ноября 1931 года закрыли Знаменский собор, а "объединению верующих предоставили здание бывшей казацкой церкви". Отец Федор стал священником Воскресенского собора.

Несмотря на всю тяжесть жизни и притеснения со стороны властей, отец Федор и матушка Надежда старались сохранить любовь к жизни и людям. Оттого воспоминания детства у Антонины Федоровны озаряются светом радости. Она вспоминает:

"В свободное время папа брал меня с братом к доктору Тихомирову. Это была очень музыкальная семья. Папа любил петь под аккомпанемент Валерия, сына Семена Андреевича Тихомирова. Часто пели втроем: папа, Борис и я. За хороший голос Владыка благословлял папу служить раннюю литургию, а позднюю петь в церковном хоре.

На Рождество собирались в просторном доме отца Нестора. Чтобы не привлекать внимание властей, окна в доме плотно занавешивались. Инициатором праздников была матушка отца Нестора Клавдия. Она умудрялась из небольших денег, которые давал ей отец Нестор, приобрести елку и украсить ее. Сама наряжалась Зимой и вела весь праздник. К Рождеству готовились заранее, разучивали стихи и песни. Пели все: батюшки, матушки, дети. Водили хоровод вокруг рождественской елки. Было радостно и весело. А на Пасху славить Христа ходили даже до архиерейского дома. Брат усаживал меня на сани и вез через весь город к Владыке Иннокентию. Владыка встречал нас с радостью, ласково гладил по головке, кормил и что-нибудь дарил. Однажды подарил несколько золотых монет, которые мы берегли как реликвию".

В Семипалатинске жила традиция на Пасху приглашать в дом священника с псаломщиком славить Христа. В годы гонений народ еще оставался в большинстве своем верующим и православным. Хотя риск быть арестованным был велик, все же люди приглашали священников в дома. И отец Федор до позднего вечера навещал пасомых, неся в их дома радость Христова Воскресения.

Продолжалась государственная политика уничтожения Церкви. В феврале 1932 года ВКП (б) рапортовало о выполнении пятилетки в четыре года. Пятнадцатого мая "Союз воинствующих безбожников" спланировал свою пятилетку: в первый год закрыть все духовные школы; во второй - провести массовое закрытие храмов, запретить издание религиозных сочинений и изготовление предметов культа; в третий год выслать всех служителей культа за границу, в четвертый - закрыть оставшиеся храмы всех религий; в пятый - закрепить достигнутые успехи. Таким образом, воинствующие атеисты полагали, что к 1 мая 1937 г. "имя Бога должно быть забыто на всей территории СССР". Реальные цели: закрыть, запретить, выслать - были вполне достижимы. Но несбыточными оказались мечтания о полном забвении имени Божия, "ибо вратам адовым, даже когда его слуг легион, Церкви не одолеть" (Мф. 16. 18)".

Антонина Федоровна вспоминает: "Мы все продолжали ходить в церковь. Однажды меня там кто-то обидел. Всю дорогу домой я проплакала. Придя домой, папа посадил меня на кровать и сказал: "Когда тебя обижают, никогда не плачь, даже если обидно. А вот придешь домой, обиду расскажи мне или маме. Если это невозможно, расскажи своей подушке и тогда поплачь". Это наставление я помнила всю жизнь.

Папу вызывали в НКВД. Приходил оттуда он угрюмым. Просил нас ни о чем его не спрашивать. "Я вам все равно ничего не скажу", - говорил он.

Но жизнь текла своим чередом. Папа как всегда вставал раньше всех, молился, ставил самовар, и будил маму со словами: "вставай Любушка, будем чай с сухариками пить". В 1933 г. умерла бабушка Надежда Ефимовна, после ее смерти к нам приехал мамин дядя протоиерей Александр. Он был уже старенький и больной. Прожил он у нас год и часто вспоминал о тяжелых временах 1917 г., когда их деревня переходила из рук в руки 13 раз то к красным, то к белым. Скончался он в 1934 г.

В городе в то время было довольно много нищих. Они частенько стучали в окно, прося милостыню. Однажды по осени в окно постучал нищий казах и попросил поесть. Папа взял милостыню и пошел к калитке, чтобы отдать ее. Но нищий стал жаловаться, что сыро и холодно, а под пиджаком у него голое тело. Папа снял с себя рубашку и отдал нищему. Когда он вошел в дом, мама спросила: "Федя, а рубаха то где?". Папа смущенно начал оправдываться, что у него еще есть рубахи, а тот в сырую погоду почти раздет. Мама не унималась, ведь рубаха была совсем новой".

Я помню как за несколько месяцев до ареста, 17 февраля на день великомученика Федора Тира, папа отмечал свой день Ангела. Поздравить его пришел почти весь клир собора во главе с епископом. Мама испекла пирог, все помолились, сели за стол и спели папе "Многая лета". Разговаривали тихо и мало, больше пели духовные песнопения. Впечатление было такое, что встречались, как прощались. В то время встречи были редкими. В гостях долго никто не засиживался.

В те годы церковная жизнь носила жертвенный характер. Само участие в богослужении клириков и мирян сопряжено было с ежедневной и ежечасной опасностью ареста. Посещавшие храмы рисковали своим служебным положением. Поэтому регулярно ходили на службы люди самоотверженные, настоящие исповедники.

Папа к людям относился с большим вниманием. Многие прихожане церкви, как, например, врач отоларинголог Тихомиров Семен Андреевич и его жена Анна Николаевна, и двое их сыновей, приглашали папу домой исповедовать и причащать. И зубной врач Ксения Ивановна и другие прихожане, служа на государственных должностях, боясь быть арестованным или потерять работу, не ходили в церковь, а приглашали священников на дом. И папа ходил по домам, совершая требы: исповедовал, причащал, отпевал. Он надевал свое черное пальто и шляпу, облачение прятал в чемоданчик, вешал на грудь Дароносицу, и шел служить.

Как и по всей стране, в Семипалатинске прошла перепись населения. По итогам которой 2/3 сельского и 1/3 городского населения открыто назвали себя верующими. Таким образом, имя Бога не было забыто. Страна, где атеизм был провозглашен идейной высшей ценностью, осталась православной. С этим фактом надо было считаться. И счет пошел на тысячи не в чем не повинных людей. 1937 г. стал апогеем революционного террора, залившего страну кровью.

В Семипалатинске в 1937 г. действовал один Воскресенский собор. Сотрудникам НКВД было довольно просто отслеживать жизнь церкви. Как только был получен оперативный приказ Народного Комиссара Внутренних Дел Союза ССР № 00447 об операции по репрессированию бывших кулаков... и др. антисоветских элементов, от 30 июля 1937 г. за подписью Н.Ежова. Семипалатинскими сотрудниками НКВД был запущен в действие сфабрикованный второй заговор церковников.

Первыми были арестованы в августе 1937 г. архиепископ Семипалатинский Александр (Щукин) и игуменья разоренного Семипалатинского Знаменского монастыря Екатерина. Архиепископ Александр был истинный молитвенник и подвижник, проповедник и свидетель веры. На допросе "держался мужественно, не соглашаясь и не подписывая ни одного из навязываемых ему обвинений. Его обвиняли в шпионаже и в контрреволюционной агитации - архиепископ решительно все отвергал... Постановлением тройки НКВД 28 октября 1937 г., архиепископ был приговорен к расстрелу... Через два дня, 30 октября 1937 г. приговор был приведен в исполнение.

28 августа этого же года, был арестован настоятель Воскресенского собора протоиерей Борис Герасимов. Видный научный деятель, историк - краевед, неутомимый защитник историко-архитектурных памятников и храмов. Началось следствие, которое велось в направлении выявления контрреволюционной деятельности протоиерея Бориса Герасимова по созданию шпионской организации церковников и вовлечению новых членов на территории области.

17 ноября 1937 г. был арестован заместитель настоятеля собора, протоиерей Нестор Панин. Вместе с отцом Федором он в 1905г. окончил Томскую Духовную семинарию. По воспоминаниям Антонины Федоровны, отец Нестор был обаятельным, вежливым, добрым батюшкой, внимательным ко всем прихожанам. Матушка его умерла в конце 30-х, оставив отцу Нестору троих детей: Веру, Александра, Георгия.

Ночью 17 ноября 1937 г. священника Константина Черепанова пришли арестовывать двое в штатском. Вспоминает племянница отца Константина Елена Петровна: " Они провели батюшку в маленькую комнату, о чем - то поговорили, затем стали производить обыск. В одном из ящиков комода лежало половина булочки, вероятно, кто-то из детей сохранял ее до утра. Сотрудник НКВД взял булочку, разломи ее и положил на место. Отец Константин вышел из комнатки, помолился, встал перед нами на колени и сказал: "Простите меня, простите, если я кого обидел". Затем его увели.

На следующий день я пошла на базар. Путь лежал через площадь, на которой находилась тюрьма. Я увидела, как из одного окна мне машут белым платком. Это махал отец Константин. Охрана была по обе стороны тюрьмы, и я не могла подать знака внимания, из-за опасения быть арестованной. Отойдя на безопасное расстояние, я то же стала махать ему платком, и он мне отвечал тем же. Больше я его никогда не видела".

У отца Константина была больная матушка Нина Порфирьевна, подагра изуродовала ее молодое красивое тело. Своих детей у них не было, а была приемная дочь Мария. Они снимали 2-х комнатную квартиру. В одной комнате жила семья отца Константина, в другой - сестра Нины Порфирьевны Вера Порфирьевна с тремя дочерьми: Еленой, Татьяной, Екатериной. Вера Порфирьевна работала врачом, ее хорошо знали и любили в городе. Вместе они составляли одну большую, дружную семью. Отец Константин старался нигде не задерживаться. Он всегда торопился домой. Занимался с детьми и по хозяйству, так как матушка его была слишком больна. Елена Петровна помнит, какие игрушки он мастерил им из дерева и спичек, как помогал выполнить трудное школьное задание: "Как мог он облегчал нашу жизнь. Обязательно заступался за обиженных". В 1933 году отца Константина арестовали и отправили в Верхоянскую ссылку. Это один из "полюсов холода", температура там доходила до -70 градусов. Батюшка рассказывал, что они жили в маленьком домике, из-за сильных морозов прогреть помещение было трудно. Скудных денег, получаемых за работу, хватало только на полуголодное существование. Три года ссылки прошли, и отец Константин вернулся в Семипалатинск. Он стал служить в Воскресенском соборе. Его постоянно вызывали в органы НКВД и склоняли на то, чтобы он доносил исповедование. Отец Константин отказывался нарушать тайну исповеди и готовился к новому аресту. На свободе ему пришлось прожить только шесть месяцев.

В эту же ночь, 17 ноября 1937 года в 2 часа ночи в дом священника Виктора Климова постучали. Проснулась жена Любовь Васильевна и дочь Галина. Так поздно могли прийти только люди из НКВД. Галина подошла к постели спящего отца и позвала: "папа, вставай, пришли..." Матушка тихо плакала. Отец встал, сказал: "Да, да сейчас". Вошел человек в штатском, спросил: "Вы Климов Виктор Степанович? Собирайтесь".

Утром матушка пошла в тюрьму с передачей. Но передачи не брали, никаких известий об отце Викторе не было.

В соборе службы не прекращались. Служили священники: о. Федор Чичканов, о. Андрей Гладких и иеродиакон Иосиф - присланный из Москвы в 1935 году.

Все ждали арестов. У матушки Любови для отца Федора были приготовлены мешочек с сухарями и смена белья. Антонина Федоровна вспоминает: "19 ноября 1937 года папа утром пошел мыться в центральную баню. В 10 часов утра к нашему дому подъехал черный газик, и трое человек в штатской одежде зашли и спросили: "Чичканов Федор Павлович здесь живет? А где он?" Мама сказала, где папа и они уехали. Вскоре они вернулись вместе с папой. Предъявили ордер на обыск и стали искать. Что искали, было неизвестно. В холодной темной кладовой, где стоял папин шкаф с духовной литературой, все перерыли, а взяли только альбом с фотокарточками. Мама сильно плакала и просила альбом не брать, т.к. в нем были снимки умерших родителей. Папа успокаивал ее, говорил, что вернут альбом. Я тоже плакала. Уходя, мужчины сказали: "Не плачьте, альбом вернут, а с Федором Павловичем поговорят, и он вернется домой. Альбом нам вернули, а папу нет".

Затем арестовали священника Андрея Гладких и иеродиакона Иосифа. Арестовывали и неслужащих священников, бывших на покое. Всего было арестовано 17 священнослужителей.

Антонина Федоровна вспоминает: "Стояли сильные морозы, мы с мамой одевались потеплее, и шли по тюрьмам искать папу. У каждой тюрьмы выстаивали длинные очереди к "окошечку", чтобы узнать здесь ли папа. Везде мы получали один ответ: "У нас такого нет". На следующий день все повторялось. Ни мы, ни родные отца Константина Черепанова, ни родные отца Виктора Климова, ни родные отца Нестора Панина так ничего и не узнали о своих близких.

Кто-то из прихожан рассказал, как он видел нашего дьякона отца Иосифа, которого гнали этапом. В 1955 г. я была в Загорске, куда приехала помолиться у мощей преподобного Сергия Радонежского. Там встретила отца Иосифа. Он шел в свою келью и увидел меня. Он так обрадовался, говорил: "Ой, это ты Тонечка, отца Федора дочка? Миленькая, дорогая, как ты здесь? Я сейчас принесу тебе свою фотокарточку". Мы поговорили, теперь передо мною стоял уже архимандрит Иосиф. Никаких сведений про папу я от него не услышала.

В 1947 году открыли церковь. Из Москвы к нам в Семипалатинск приехал архиепископ Палладий Шерстенников. Жить было не где, и он остановился в нашем доме. До 18 ноября 1948 г. он окормлял Семипалатинскую и Павлодарскую епархию.

Сначала его перевели на Омскую и Тюменскую кафедру, а затем в Иркутск. Отовсюду он писал нам письма и материально помогал. Когда узнал, что мама хранит в доме антиминс, а это был 1955 г., то написал: "Без сомнения, Вы верующий человек. Всему свое место. Вы мне говорили, что в одной из икон в комнате Бориса (в которой я жил) находится антиминс. Не место ему тут. Отнесите его Владыке и отдайте ему по принадлежности. И ничего за это не требуйте, ибо эта такая святыня, которой нет цены. И если так сделаете, многое изменится в Вашей жизни к лучшему. Эта самая главная святыня в храме, и там он должен быть". Мы с мамой тогда жили уже в Новосибирске, недалеко от Вознесенского собора. Туда мама и отнесла антиминс.

В июне 1956 г. мы получили свидетельство о смерти. В свидетельстве было написано, что папа умер от гипертонии 22 ноября 1945 года".

После открытия архивов НКВД-ФСБ было установлено, что постановлением "Тройки" УНКВД по ВКО от 19 марта 1937 года Герасимов Б.Г., как активный член и руководитель, Панин Н.П., Чичканов Ф.П., Климов В.С., Гладких А.И., Черепанов К.В., как члены контрреволюционной шпионской организации церковников приговорены к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 22 ноября 1937 года в г. Семипалатинске. Все они обвинялись в проведении контрреволюционной деятельности путем агитации среди населения, распространении разных клеветнических слухов о мероприятиях Советского правительства и партии, собирании сведений шпионского характера о настроении населения.

В допросах вопросы и ответы были схожи между собой. Обвиняемые вины своей не признали и никто ни кого не оклеветал.

31 марта 1956 года Президиумом Семипалатинского суда: Постановили - делопроизводство прекратить за недоказанностью обвинения.

Заключением прокурора Семипалатинской области от 25 апреля 1989 года осужденные попадают под действие ст.1 Указа ПВС СССР от 16 января 1989 года "О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-x - 40-х и нач. 50-х гг." они реабилитированы.

Деянием Освященного Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, состоявшегося в Москве 13-16 августа 2000 года протоиерей Нестор Панин, протоиерей Федор Чичканов, иерей Виктор Климов, иерей Константин Черепанов включены в Собор новомученников и исповедников Российских.

• < Назад
• Вперёд >