Пушкин и духовность.

Невозможно говорить о Пушкине и не говорить о духовности.

Достоевский представлял себе Пушкина как писателя, патриота и как человека высокорелигиозного, но в своей речи и в не менее талантливом приложении к ней он рассматривал Пушкина с одной, определенной точки зрения — как гениального совместителя национального патриотизма с христианским космополитизмом. Пушкин интересовался прежде всего жизненною правдою, стремился к нравственному совершенству и в продолжение всей своей жизни горько оплакивал свои падения, которые, конечно, не шли дальше обычных романтических увлечений Евгения Онегина и в совести других людей последнего столетия не оставляли глубоких следов раскаяния, а нередко даже отмечались в них хвастливыми воспоминаниями своего бывшего молодечества. Не так, однако, настроен Пушкин:

Безумных лет угасшее веселье

Мне тяжело, как смутное похмелье.

Но, как вино, — печаль минувших дней

В моей душе чем старе, тем сильней.

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе…

Будучи уникальным русским писателем, он обладал сверхъестественной способностью проникаться духом иноязычных литератур и чутко передавать их национальный колорит.

"Наиболее изумительной чертой Пушкина, определившей характер века, был его универсализм, его всемирная отзывчивость... Но в нем было что-то ренессанское, и в этом на него не походит вся великая русская литература XIX в." (Н.А.Бердяев).

А.С.Пушкин создает современный русский язык: "Пушкин чародей родного языка, закончивший его чеканку, как языка совершенного, мирового. Говорить по-русски - теперь значит говорить на пушкинском языке" (А.В.Карташев). «Литературный язык образованных слоев своего времени он обогатил, с одной стороны, церковнославянизмами, осовременив многие архаические формы, с другой - вводил в высокую культуру простонародные языковые пласты. Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна. В нем все тоны и оттенки, все переходы звуков от самых твердых до самых нежных и мягких; он беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно, почерпая, с одной стороны, высокие слова из языка церковно-библейского, а с другой стороны - выбирая на выбор меткие названия из бесчисленных своих наречий, рассыпанных по нашим провинциям, имея возможность в одной и той же речи восходить до высоты, не доступной никакому другому языку, и опускаться до простоты, ощутительной осязанью непонятливейшего человека, - язык, который сам по себе уже поэт».

О послепушкинском совершенстве нашего родного языка замечательно сказал Иван Александрович Ильин: "Кто хочет научиться хорошо говорить по-русски, должен, прежде всего, расслабиться, освободиться от телесной и душевной скованности... и совсем легко и непринужденно приступить к делу. Затем он должен прислушаться к требованиям естественного удобства, органической свободы и мелодичного благозвучия изнутри, дать возможность каждому слову произноситься и жить уютно, достойно, выразительно, со вкусом.

Дух народа отлит в его языке, и в этом смысле Пушкин, создавая современный русский язык, филигранил русский дух. "Язык народа есть как бы художественная риза его души и его духа. Посмотрите: гибкая народная душа - родит гибкий язык; легкая народная душа - поет и пляшет в словах; тяжелая душа народа - скрипит, громоздит и спотыкается. Легкомысленный народ - лепечет, замкнутый народ цедит слова сквозь преграду губ и зубов; даровитый народ подражает звукам внешнего мира. Язык прозаического народа - скуден и ясен, язык поэтического народа - звонок и певуч. Здесь все имеет свое душевное и духовное значение: и гортанность, и обилие дифтонгов, и ударение на последнем слоге, и склонность передвигать ударение к началу, и неартикулированность согласных, и обилие омонимов, и орфография - эта писаная риза языка, эта запись звуковых одежд духа человеческого и характерное для языка стихосложение. Каждый язык ничей, и всенародный, и общий. Это способ народа выговаривать, выпевать свою душу; это соборное орудие национальной культуры; это верное одеяние самой родины. Или еще лучше: это сама родина в ее звуковом, словесном, пропетом и записанном закреплении. Вот почему жить в родном языке - значит жить самою родиною, как бы купаться в ее морях, дышать воздухом ее духа и культуры; общаться с нею непосредственно и подлинно" (Н.А.Ильин).

Литературный гений Пушкина не только расширил горизонты литературных тем, но и настроил тонкую языковую лиру.

С Пушкина зачинается великая русская классическая литература.

Пушкин является духовной сокровищницей России, не вполне востребованной и до сего дня. Русская классическая литература, начавшись с Пушкина, еще не вполне приобщилась к богатствам его необъятного духа. "Русская литература до сих пор недостаточно усвоила Пушкина - и предложенную им широту (столько уклоняясь за Радищевым к мортирным сатирам на социальные язвы), и его легкосхватчивый попутный скользящий беззлобный юмор, отозвавшийся заметнее всего в Булгакове. Еще и с рождением народной трагедии - сочетание свойств, о котором не скажешь, что оно потом легко повторялось в нашей или другой литературе. Пушкину у нас оказались верны не столько имена первого ряда" (А.И.Солженицын).

Иван Ильин писал: «(Уму Пушкина) …было свойственно видеть во всем Главное, душу людей и вещей, сокровенный смысл событий, тот великий и таинственный "предметный хребет" мира и человечества, на котором почиет Свет Божий и вокруг которого все остальное располагается как проявление, последствие или добавление... Его ум был ясновидящ для существенного, прозорлив для субстанциального, верен Божественному Главному. Такова же была и его память, удерживавшая все необходимое, верное, вечное". Это ум человека, обладающего даром творческого созерцания.

«А между тем во всем, что сделал и что показал Пушкин, он руководствовался древней и прекрасной традицией православной Церкви» (И.А.Ильин). Великую радость бытия Поэт ощущал не из-за удовлетворения земной обыденностью. Но в темном царстве он видел Божественный свет и умел радоваться великой преобразовательной миссии в мире, дарованной Богом каждому человеку. Своим творчеством Поэт вносил в мир светлые идеалы красоты, милосердия, доброделания.

Вольный Поэт был мудрым и ответственным гражданином, понимая, насколько творческая свобода неотделима от духовной и нравственной ответственности: "Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль? Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек: в пределах закона, при полном соблюдении условий, налагаемых обществом" (А.С.Пушкин). Чеканная формула гражданского служения литератора звучит сегодня необыкновенно актуально.

Считая литературу духовным служением, Пушкин беспокоится о том, "дабы, с одной стороны, сословие писателей не было притеснено и мысль, священный дар Божий, не была рабой и жертвою бессмысленной и своенравной управы; с другой - чтоб писатель не употреблял сего Божественного орудия к достижению цели низкой и преступной»...

Жизнь и творчество Пушкина посвящены утверждению свободы личности - Божественного образа в человеке. Все творчество Поэта направлено на раскрытие тайны "самостоянья человека" (А.С.Пушкин). "Образом личности, обретшей духовную свободу, завершается христианский цикл Пушкина (1836 г.)... Период окончательного торжества христианских идеалов в творчестве Пушкина 1830-1836 гг. Милосердие и любовь осознаются как единственная животворящая сила для человека и общества, стремящихся обрести истинную свободу». (Г.А.Анищенко).

Те, кто пытается доказать атеизм Пушкина, ссылаются на "Гаврилиаду" и другие ранние его произведения, в которых религиозная тема интерпретируется с юношеским озорством. Но по такой логике в истории Церкви не может быть и святых праведников, многие из которых в молодые годы вели далеко не безупречный образ жизни. Посвятивший себя духовной жизни, принимающий монашеский постриг меняет свое имя, ибо это уже другой человек. Пушкин в молодости, как дитя своего века, пережил соблазны французского просветительства с эпикуреизмом, вольтерианством, религиозным неверием. Но органичная цельность духа позволила ему рано освободиться от налета духовного нигилизма и разрыва с родной культурой.

Но христианизация светской культуры не смогла преодолеть инерции секулярности образованных сословий. "Если, - как пишет прот.Сергий Булгаков, - мы захотим определить меру этого ведения, жизни в Боге у Пушкина, то мы не можем не сказать, что личная его церковность не была достаточно серьезна и ответственна, вернее, она все-таки оставалась барски-поверхностной, с неопределенным язычеством сословия и эпохи".

Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер, вера в его духовную мощь, а коль вера, стало быть, и надежда, великая надежда на русского человека" (Ф.М.Достоевский).

«Сначала посмел из француза стать русским, а затем и православным", - пишет (А.В.Лаушкин).

Загадочная сверхгениальность Пушкина - явление не только личного, но и общенационального, и мирового масштаба.

"В нем - самооткровение русского народа и русского гения… В нем говорит нам русская душа, русская природа, русская история, русское творчество, сама любовь и наша радость... Пушкин и есть для нас в каком-то смысле Родина, с ее неисследимой глубиной и неразгаданной тайной, и не только поэзия Пушкина, но и сам поэт. Пушкин - чудесное явление России, ее как бы апофеоз" (прот.Сергий Булгаков).

Какую глубинную истину о русской душе Пушкин поведал миру, или что его устами Россия высказала о самой себе? Об этом впервые говорит Достоевский в знаменитой Пушкинской речи. Прежде всего, Достоевский обратил внимание на то, что творчество Пушкина является актом русского национального самосознания: "Не было бы Пушкина, не определились бы может с такой непоколебимою силой... наша вера в нашу русскую самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов".

Затем Достоевский дает классическое определение русской духовности, явленной в Пушкине: "Не было поэта с такою всемирною отзывчивостью, как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине ее, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов... Тут-то и выразилась наиболее его национальная русская сила, выразилась именно народность его поэзии, народность в дальнейшем своем развитии, народность нашего будущего, таящаяся уже в настоящем, и выразилась пророчески. Ибо что такое сила духа русской народности, как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности? …Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите... наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей... ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории, в наших даровитых людях, в художественном гении Пушкина".

Но русской душе открыты не только души других народов, но и еще все то, что открыто и другим народам: и сверхчеловеческий мир Божественных обстояний, и еще нечеловеческий мир природных тайн, и человеческий мир родного народа. И русский народ призван в своей духовной жизни не к вечному перевоплощению в чужую национальность, не к примирению чужих противоречий, …а к самостоятельному созерцанию и положительному творчеству. Русский человек, русский народ, русский гений имеют сказать в истории мировой культуры свое самобытное слово, не подражательное и не заимствованное. Настоящий русский … после этого … может стать и быть братом других народов»…

Во многом Пушкина современники не поняли. Пушкина быстро исказили - каждая идейная группа приспосабливала великого Поэта к собственным нуждам. Многое не сразу было услышано и по существу не понято, не оценено и до сих пор. Прежде всего потому, что на чудесное явление русского духа ополчились все враждебные внутренние и внешние силы и все наследованные и извне приобретенные болезни[1].

Уникальность Восточно-Казахстанской местности в духовном плане видится, прежде всего, в выработанной классической речи без диалектов, без о-каний, а-каний и прочих особенностей. Зачастую все эти диалекты - порождения некоей самозначимости, замкнутости, желания выделиться, нетерпения.

Наша общая цель – любовь и мир. Наше оружие – слово. Наши доспехи – наша вера. Наша сила – в Боге Едином. Пусть Господь дарует нам крепость сил душевных и телесных, чтобы мы очистили свою душу от греха, чтобы мы стали лучше, стали Богоугодными и между собой жили в мире, любви и уважении, чтобы раздоры и разделения не были среди нас, но наше общее – понятный всем язык – объединял бы воедино всех говорящих на языке, еще достаточно сохранивший духовный потенциал всей предшествующей цивилизации и переданный нам.

Настоятель Богородице-Рождественского храма пос. Аблакетка священник Евгений Яганов.


[1] Митрополит Антоний (Храповицкий). http://www.pravoslavie.ru/jurnal/ideas/duhrev03.htm